Православие и либерализм: противостояние или диалог?

Митрополит Кирилл ответил на вопросы радиостанции «Радонеж».

1 июля 2004 года в конференц-зале гостиничного комплекса «Даниловский» состоялся «круглый стол» на тему «Свобода и достоинство личности: православный и либеральный взгляды», организованный Православным обществом «Радонеж».

Накануне директор радиостанции «Радонеж» Е.К.Никифоров встретился с председателем Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом и попросил его высказаться по проблемам, которые предстояло затронуть в ходе обмена мнениями за «круглым столом».

Е.К.Никифоров: Владыко, благодарю Вас за то, что Вы нашли время обратиться к слушателям Радио «Радонеж» по столь животрепещущей теме, как проблема прав человека.

Митрополит Кирилл: Действительно, эта проблема очень важна. Я сказал бы, что это одна из ключевых проблем современности. Прежде всего, потому что разговор о правах неизбежно приводит нас к дискуссии по проблеме ценностей.

Не так давно я отвечал на вопросы радиослушателей в студии прямого эфира «Радио России», и ведущий сказал мне: «До Вас перед нашим микрофоном сидел посол одной западной страны (не будем называть ни имени посла, ни страну, которую он представляет). И его спросили о том, что сейчас самое главное и в чем он видит фундаментальную проблему международных отношений, в частности, взаимоотношений России и Запада. Он ответил, что, на его взгляд, самый главный, принципиальный вопрос – это проблема ценностей. Разумеется, при этом господин посол видел решение сложнейшей проблемы гармонизации межцивилизационных отношений только на путях принятия Россией западных ценностей. В его представлении общими ценностями Запада и России могут быть исключительно западные ценности.

На мой взгляд, это чрезвычайно ошибочный и даже опасный подход. Его последовательная реализация в конечном итоге приводит к тому, что раньше называли империализмом. Только в данном случае речь идет не о военной или политической составляющей этого понятия, а об идеологической.

Е.К.Никифоров: Но вместе с тем западная цивилизация есть по преимуществу цивилизация христианская. Неужели у нас и у них настолько противоположные ценности, что конкурентные отношения неизбежны?

Митрополит Кирилл: Вы поставили очень правильный уточняющий вопрос. Ведь нередко кое-кто именно так и рассуждает: собственно, о каких различиях между нами и Западом можно говорить? Ведь и мы, они принадлежим к единой христианской цивилизации. С одной стороны, восточное и западное христианство, с другой – мусульманский, иудейский, буддийский, индуистский, конфуцианский и иные религиозные миры.

К сожалению, итог, к которому пришла в ходе своей исторической эволюции Западная Европа, не позволяет нам говорить о том, что мы и Запад в полной мере принадлежим к единой системе ценностей. Совершенно очевидно, что истоки европейской культуры христианские. Совершенно очевидно также, что истоки западноевропейской философской мысли – тоже христианские. Однако, начиная с XVI века, то есть с эпохи Реформации и даже несколько ранее, философская мысль Западной Европы оказалась под весьма сильными иными влияниями.

В первую очередь, это идеи Ренессанса, эпохи Возрождения. Зададимся очевидным вопросом, обычно остающимся за пределами нашего внимания: возрождение – чего? И тогда станет ясно, что речь идет о возрождение язычества, возрождение языческой философии с ее антропоцентризмом. Ведь языческая философия всегда поставляла в центр мироздания индивидуума. Даже высшие существа греко-римского пантеона имели богочеловеческую природу, и таким образом все человеческие страсти как бы получали божественную санкцию, оказывались обожествленными, включались в состав жизни божественных существ. Получается, что в рамках своих мифологических представлений язычники совершали поклонение человеческим страстям. Именно эта антропоцентрическая идея и была возрождена в XVI веке в эпоху Ренессанса.

Вторым источником внешнего влияния на западноевропейскую философскую мысль явилось, конечно, протестантское богословие. Ибо протестантизм – это либеральное прочтение христианства. Ведь с точки зрения основоположников и учителей протестантизма, всякий человек обладает правом не просто читать Священное Писание (это есть и в нашей православной традиции), но также и толковать его по своему разумению, причем толковать безошибочно! В Православии только Церковь может безошибочно истолковывать Священное Писание, ибо в ней жительствует и действует Дух Святой. Протестант же исходит из того, что в каждом человеке живет Святой Дух, и потому каждый имеет право толковать Священное Писание! В итоге самое невероятное толкование поставляется на один уровень с общецерковным толкованием, со святоотеческим толкованием. Так рождается идея плюрализма – множественности законно существующих мнений. И одновременно происходит утрата способности различения между Православием (истинной верой) и ересью. Поэтому в протестантизме отсутствует понятие ереси как таковое, есть просто частная точка зрения.

Итак, две из трех составляющих в генезисе западноевропейского либерализма – идеология Ренессанса и протестантская идея с их откровенным и последовательным антропоцентризмом, дополненным во втором случае отказом от признания нормативности Церковного Предания.

О том, что протестанты не признают Предания, говорится в любом учебнике, по которому учатся наши семинаристы. И многие из них заучивают это, не пытаясь докопаться до глубинной сути явления. А нерв проблемы именно здесь: если вы отрицаете Предание, то вы тем самым отрицаете норму веры. И, таким образом, любая интерпретация веры становится допустимой и законной. И поэтому совершенно не случайна та колоссальная трансформация в области богословия (особенно нравственного богословия), которая произошла в протестантизме. Это привело к тому, что ныне многие протестантские деноминации выступают в поддержку гомосексуальных браков, женского священства и тому подобного.

Третьим источником влияния на западноевропейскую христианскую традицию, после Ренессанса и протестантизма, стала еврейская философская мысль, как она сформировалась в Испании и позже реализовала себя в крупных университетских центрах (не следует путать с традиционным иудаизмом как религией). В соединении этих трех источников западноевропейского либерализма родились такие явления, как либеральная философия и либеральная политическая мысль, которые получили свое развитие в эпоху Просвещения, а затем уже вошли в политическую практику через так называемую Великую французскую революцию.

Что в центре этой идеи? Это идея прав и свобод человека. Разумеется, ни один здравомыслящий человек не станет отрицать ценности свобод и прав. И в самом деле, права и свободы – это не только не плохо, а очень хорошо. Сама по себе эта идея невероятно важна. Прежде всего, потому что она коррелирует с некоторыми фундаментальными особенностями природы человека. Ведь Бог нас создал свободными по Своему образу, вложив частицу Своей свободы в человеческую природу. Но есть одно очень существенное обстоятельство, которое нужно знать и о котором следует помнить. Это то, что говорит апостол Павел о свободе: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5. 13). Таков нравственный ориентир христианина в рамках любой системы ценностей. Свободно совершая свой жизненный выбор, мы призваны избрать путь, ведущий ко спасению, преодолевая нашу помраченную первородным грехом природу.

Теперь посмотрим, в чем состоит разница между либеральным и православным подходами к этой проблеме. Мы говорим: истинная свобода есть свобода от греха. А либеральный подход чужд этой позиции, ибо понятия греха в либерализме не существует – там есть плюрализм мнений. Если, с православной точки зрения, пропаганда гомосексуальных связей является грехом, то в рамках либеральных ценностей речь может идти лишь о частном мнении, абсолютно самодостаточном, правомерном и равном в своей ценности противоположному мнению, и потому имеющем точно такое же право на существование. Но если понятие пагубности греха отсутствует, то получается, что все права и свободы, которыми располагает человек, могут и будут поставлены на службу греху. В итоге формируется стагнирующая цивилизация, в которой грех становится практикой общественных отношений, законодательно утверждается в жизни общества.

Нас поражает и пугает распространение проституции и порнографии, масштабы распада семейных связей, скорость развития демографического кризиса и сокращения рождаемости, умножение явлений, связанных с извращением человеческой природы… А в основе всего этого – философия безграничной свободы человека, в том числе, и для греха.

Эти идеи, сформулированные несколько лет назад в одной из моих статей, напечатанных в «Независимой газете», вызвали тогда оживленную полемику. Меня обвиняли даже в том, что я чуть ли не предлагаю загнать современное человечество во времена средневековья… Но заинтересованная поддержка пришла, как это ни парадоксально, с Запада, где нашлись силы, обладающие интеллектуальным, политическим и даже финансовым влиянием и признавшие правомерность моего анализа. Ибо в практической плоскости вопрос был поставлен следующим образом: можем ли мы лишить западноевропейский либерализм права на существование? Нет, не можем! Даже если мы богословски и философски не согласны с его идеологией, мы все равно обязаны засвидетельствовать: люди, исповедующие эти идеи и верящие в их ценность и важность, имеют такое же право на существование, как и их убеждения.

Итак, против чего мы выступаем? Мы выступаем против того, чтобы локальная философская идея, вызревшая в недрах западноевропейской истории, была представлена миру как универсальная идеологема, имеющая всеобъемлющий характер и предлагаемая мировому сообществу в качестве высшего образца и непререкаемого стандарта, который должен быть принят всеми национальными культурами. Спросите западноевропейского политика, что он думает о проблеме прав и свобод, и он тут же ответит: «Это – универсальные ценности!» Спросите иначе: «Какие ценности вы исповедуете?» И вам вновь скажут: «Универсальные ценности!» Но разве эти ценности, которые явились результатом исключительно западноевропейской философской эволюции, могут считаться универсальными для всего света?

Но где же здесь участие католиков? Ведь они не участвовали (до недавнего времени) в формировании этих ценностей, только в новейшее время стали пытаться богословски поддержать гуманистическое мировидение, однако не стояли у истоков этого явления. А где же здесь вклад мусульманской культуры? А где участие буддистов? Или религиозных иудеев? Наконец, где здесь мы, православные? Этот вопрос для нас сегодня весьма важен. В частности, и потому, что весь корпус законов Европейского Союза (а в известном смысле, и российское законодательство), вся современная философия права ныне развивается именно в рамках этих либерально-секулярных ценностей, ибо именно они представлены миру как универсальные.

Каков наш ответ? Мы не призываем к борьбе с этими ценностями, точно так же, как не призываем к борьбе ни с другими религиями, ни с другими философиями. Мы провозглашаем идею многополярного мира. Наши государственные деятели тоже говорят о многополярном мире, однако под полюсами понимаются ими геополитические центры влияния, тогда как мы имеем в виду цивилизационные модели, культурные парадигмы… В этом состоит отличие послания Русской Православной Церкви от понимания философии многополярности политиками.

Как же мы видим устроение мира на более разумных и справедливых принципах, соответствующих исторически сложившимся реалиям? Мы отвечаем на этот вопрос исходя из того, что невозможно всех людей заставить верить так, как верим, например, мы сами. Конечно, как православный архиерей я очень желал бы, чтобы весь мир обрел истину Православия. Но это пока невозможно. Значит, сегодня нужно дать людям возможность жить в соответствии с их традиционными духовно-нравственными ценностями. И сделать это таким образом, чтобы гармонизировать существующее многообразие аксиологических моделей, чтобы избежать конфронтации различных культурно-цивилизационных парадигм.

Это важно еще и потому, что тотальное навязывание всему миру в качестве универсальной нормы единого для всех либерального стандарта, несомненно, будет порождать и уже порождает сопротивление. Мне кажется, что волна терроризма, которая сегодня захлестывает мир, имеет своей первопричиной именно такое моральное сопротивление. Конечно, террористы не формулируют свою позицию на уровне философского дискурса, однако они чутко улавливают и используют в своих интересах настроения и естественные реакции людей. Ибо у террористов также имеются свои собственные «мировоззренческие идеалы» и «высшие цели», и они тоже стремятся к мировому идеологическому господству, к повсеместному утверждению единого ценностного стандарта. И точно так же, как в случае сторонников либерального универсума, в их картине мира отсутствует представление о возможности достойной или хотя бы приемлемой альтернативы, и они, подобно своим антагонистам, тоже стремятся ко всемирному утверждению господства своего локального цивилизационного стандарта. Принципиальное отличие состоит в том, что люди, добивающиеся этой цели посредством террора, приносят в жертву своим идеям жизни невинных людей. Демагогическим оправданием «идейных» преступлений против человечности служат ссылки на то, что чужие и свои жизни – единственное, чем располагают противники нынешнего мирового порядка, не имеющие необходимых военно-политических и экономических рычагов воздействия.

Именно для того, чтобы лишить террористистов «по убеждению и необходимости» внешней политико-психологической подпитки, чтобы воспрепятствовать укоренению их опасных идей в массовом сознании, необходимо содействовать возможно более скорому переходу людей, государств, народов, религиозных общин и организаций к широкому поликонфесиональному и мультикультуральному диалогу во имя созидания справедливого, равноправного и многоукладного мира.

Недавно один человек меня спросил: «Как возможно в принципе примирить и сочетать христианство с либеральным стандартом? Ведь то, что утверждает одна сторона, отвергает другая: здесь – свобода для святости, там – свобода для всего, включая грех. Плюс не соединяется с минусом, черное не спутать с белым!» Меня и самого долго мучил этот вопрос. Действительно, мы как будто сформулировали идею культурной и цивилизационной многоукладности. А возможна ли подобная гармония в жизни? Я утверждаю, что возможна. И предлагаю ключ к ней: права человека в свете Евангелия.

Мы, конечно же, за права. Мы, конечно же, за свободу. Мы, конечно же, за человеческое достоинство, источником которого является образ Божий. Но мы против того, чтобы эти богоданные свободы служили раскрепощению человеческого инстинкта, превращающего человека в зверя. Мы за то, чтобы эти свободы служили раскрытию духовного и творческого потенциала человеческой личности.

И если мы будем понимать права и свободы человека в свете Евангелия, а, допустим, мусульманин – в свете присущих его вере религиозно-нравственных представлений и императивов, то мы, несомненно, сможем создать такую многоукладную цивилизационную модель, в контексте которой мирно уживались бы различные культурные парадигмы.

Е.К.Никифоров: Владыко, Вы сказали, что либеральная модель подразумевает свободу и для святости, и для греха, – для всего, что есть в человеке как хорошего, так и дурного. Вместе с тем мы видим, как сегодня в России либеральная правозащитная идеология практически стремится к праву на цензуру тоталитарного типа. Верующие люди пытаются восстанавливать ценностные ориентации современного российского общества, содействуя, например, преподаванию в школе Основ православной культуры, но именно правозащитники выступают против этого. Правозащитники – против законных прав верующих утверждать в обществе нравственные ценности! И прямо противоположная ситуация – в связи с выставкой в музее имени А.Д.Сахарова, чудовищной по кощунству и циничному попранию прав и чувств верующих. Как Вы полагаете, что представляют собой в сегодняшней России правозащитные организации и какова их идеология?

Митрополит Кирилл: В этом вопросе все как будто вполне ясно и очевидно. И, к сожалению, весьма далеко от того философского, мировоззренческого уровня, на котором хотелось бы вести дискуссию между традиционными и либеральными ценностями.

Я с сожалением должен констатировать, что так называемое правозащитное движение в России себя скомпрометировало. Есть, конечно, отдельные люди, которые пытаются защищать права обездоленных, и в этой деятельности их очень хотелось бы поддержать. Я лично знаю таких людей: это, например, местные представители на уровне регионов, защищающие права человека от чиновничьего произвола, возвращающие согражданам надежду и достоинство. И дай Бог, чтобы эти труды были успешны!

Но если говорить о наиболее известных так называемых правозащитных организациях с общенациональным статусом, то в основном приходится говорить о людях, которые профессионально борются с Русской Православной Церковью, которые не любят Россию (и это очень мягкое выражение), которые усматривают нарушения прав человека где угодно в России, но только не в отношении самих русских людей в Прибалтике, на Северном Кавказе и в других местах.

Поэтому мы говорим о том, что это движение себя скомпрометировало. Думаю, у нашей общественности уже не осталось никаких иллюзий в отношении подобных организаций. Наверное, люди такого разбора всегда будут существовать, но очень не хотелось бы, чтобы в общем-то нужная нашему обществу работа по защите прав людей оказалась столь скомпрометированной. Думаю, что ныне ее, к сожалению, скомпрометировали на долгие годы вперед. Сегодня все это нужно перестраивать, во главе подобного движения должны появиться совершенно новые люди, любящие свою страну, свой народ, мужественные, способные защищать права и интересы сограждан везде, где они нарушаются, в том числе и в самой России. Эти новые лидеры должны оказаться способными на противостояние чиновнику, быть неподкупными, не заботиться об отрабатывании иностранных грантов и так далее. Такие новые люди во главе этого движения могли бы быть очень востребованы. И, может быть, тогда работа в сфере защиты прав человека сможет реабилитировать самую идею, сегодня оказавшуюся у нас, к сожалению, полностью скомпрометированной.

Е.К.Никифоров: Обрела практическое воплощение идея проведения «круглого стола» на тему «Права и свободы личности. Православный и либеральный взгляды». Будут обрабатываться документы, готовиться предложения… Каких результатов Вы ожидали бы от такого рода встреч?

Митрополит Кирилл: В качестве результата хотел бы видеть продолжающуюся и развивающуюся дискуссию. Я очень надеюсь, что эта серьезная мировоззренческая дискуссия будет поднята у нас на достаточно высокий интеллектуальный уровень и что она вовлечет в обсуждение людей разных взглядов, разных убеждений.

Я считаю, что Церковь обязательно должна принимать участие в этом разговоре, смиренно представляя свое видение проблемы. И в результате всей этой работы может появиться на свет мощный духовный и интеллектуальный продукт, который будет весьма востребован для оптимизации системы общественных отношений в России, а может быть, в Европе и в мире.

В России первой начинает эту дискуссию Русская Православная Церковь. Она же, кстати, подняла эту тему и на межхристианском уровне – в диалоге с объединенной Европой – через наши встречи и беседы с руководством Европейского Союза, Европейского Совета и даже НАТО. Важно, чтобы у нас в России эта тема не затухала. Потому что от того, как будет решен вопрос о взаимодействии цивилизаций, зависит будущее всей планеты и населяющих ее народов.

по сообщению Службы коммуникации ОВЦС МП

1 июля 2004 года

Правозащитный центр ВСЕМИРНОГО РУССКОГО НАРОДНОГО СОБОРА http://pravovrns.ru/?p=2659